После того как в дорожных вещах Биньямина был найден кубок египетского правителя, сыновья Яакова окончательно растерялись. Только Иегуда проявил самообладание и, обратившись к Йосефу со страстными, но исполненными достоинства словами, предложил себя в рабы вместо Биньямина. Этот самоотверженный поступок окончательно убедил Йосефа в том, что братья изменились, что это уже не те люди, которые безжалостно бросили его в яму и продали в рабство. И он открылся им: «Я — Йосеф!» Братья потрясены и глубоко пристыжены, но Йосеф поспешил объяснить им, что все произошедшие события были частью грандиозного Б-жественного плана. Он предложил им забрать отца и перебраться вместе с ним в египетскую провинцию Гошен. Братья вернулись домой. Вначале Яаков не мог поверить в счастливую весть, но особые знаки, переданные Йосефом, неопровержимо доказывали, что его давно пропавший сын и грозный египетский правитель — это одно и то же лицо. Воспрянув духом, Яаков отправился с семьей в Египет. По дороге он принес жертвы Б-гу и получил от Него ободряющее напутствие: «Не бойся, Яаков, египетской эмиграции и ее возможных негативных последствий. Именно там сыны Израиля станут великим народом, несмотря на аморальные нравы местных жителей». Тора перечисляет всех членов семьи Яакова и намекает на рождение Йохевед, будущей матери Моше Рабейну. В Египет спустились 70 душ, и после 22-летней разлуки Йосеф воссоединился с отцом и всей семьей. Пережив радостную встречу, он доставил семью в Гошен и привел отца и пятерых братьев на аудиенцию к фараону, советуя им назваться скотоводами, представителями самой дефицитной и непрестижной в Египте профессии. Тем временем голод в стране усилился, и Йосеф принял решение: в обмен на государственное зерно жители Египта должны отдать фараону все свое имущество, землю и самих себя в рабство. Затем он провел массовое переселение египтян, которое не затронуло, однако, жреческую касту, получавшую прямую помощь от фараона. Сыны Яакова-Исраэля основательно устраиваются в новой стране, их численность растет.


***


«И сказал Яаков фараону: “Дней жизни моей сто тридцать лет. Немноги и злополучны были дни жизни моей”» (47:9).

Многие из нас думают, что жизнь — это долгое путешествие через сменяющие друг друга яркие и запоминающиеся впечатления: полет на планере, морская прогулка на катере вдоль Лазурного берега, рандеву с картиной «Мона Лиза» в Лувре, посещение египетских пирамид, восхождение на Эверест… Вот это и есть жизнь!

Когда об умершем говорят, что он прожил хорошую жизнь, как правило, имеют в виду, что ему удалось вместить в отведенные ему на земле 60, 70 или 80 лет максимальное количество удовольствий, впечатлений, ярких встреч и путешествий. Тот, кто не почувствовал их вкус на протяжении своей жизни, как будто вовсе и не жил. Таков современный взгляд на жизнь.

Иудаизм придерживается иного мировоззрения.

События жизни мимолетны, как в сказке «Золушка». Они длятся по определению ровно столько, сколько времени происходят. Какими бы сладкими они ни были, неизбежно приходит момент, когда золоченая карета превращается снова в тыкву. Каждое мгновение нашего бытия проходит и исчезает навсегда. Как только сладкий вкус одного мгновения улетучивается, мы начинаем искать новый вкус, новое мимолетное впечатление.

В действительности, если жизнь — это сумма впечатлений, то она становится похожей на прерывистую смерть. Это скачки от одного момента до другого без всякой возможности ухватить и задержать хотя бы один момент.

Мы склонны думать, что этот мир и мир грядущий похожи, как две главы одного романа: заканчивается одна глава и начинается другая. Нет, это не так. В мире грядущем нет ничего такого, чего бы не было в этом мире.

В благословении, которое мы произносим после чтения свитка Тора во время утренней молитвы «Шахарит», есть такие слова: «…И жизнь вечную взрастивший среди нас…» Растение не появляется из ничего. Оно содержит в себе только то, что было в его семени. Точно так же наше вечное существование — это лишь то, что Б-г взрастил внутри нас в этом физическом мире.

Если мы живем ради момента и воспринимаем жизнь как череду мимолетных впечатлений, то вкус момента остается на наших губах лишь в эту, данную секунду и затем навсегда исчезает. Но если мы соединяем все моменты с самим Источником «жизни вечной», если мы понимаем, что вся наша жизнь, все наше существование — это лишь одна из граней того, что Творец желает выразить и раскрыть в Своем творении, то в мире грядущем все мимолетные впечатления возвращаются к нам навечно. Семя, внедренное в нас, растет, развивается и расцветает, превращаясь в вечную жизнь.

В этом недельном разделе Торы фараон спросил Яакова: «Сколько лет жизни твоей?» На что Яаков ответил: «Дней жизни моей сто тридцать лет. Немноги и злополучны были дни жизни моей и не достигли годов жизни отцов моих во дни их».

Для чего такие подробности? На вопрос фараона Яакову было достаточно ответить: «Сто тридцать». И все. Зачем же столько лишних слов?

Нет, не лишних. Яаков хотел сказать, что человек может жить в этом мире и по существу не жить по-настоящему. Для Яакова «жить» означает жить вдохновенно, непрерывно подзаряжаясь от Б-жественного источника. И он сам считал, что не жил по-настоящему в те долгие годы, когда из-за перенесенных тягот он был лишен Б-жественного вдохновения.

Яаков хотел сказать фараону, что жизнь — это не сумма возможностей, использованных или не использованных, и что побеждает в жизни не тот, кто накопил перед смертью больше всего «игрушек». Жизнь — это стремление обессмертить каждую секунду своего земного бытия через связь с Источником.


Слушай, товарищ!


Представьте, что вы не видели своего отца двадцать два года. При встрече с ним вы наверняка заплачете от радости. Теперь вообразите, что вы — отец и что вы не только находились в многолетней разлуке с любимым сыном, но и думали, что его нет в живых. И вдруг неожиданная встреча! Сказочный подарок судьбы! Нет сомнений, что вы прольете еще больше слез счастья, чем ваш сын.

Когда Йосеф встретился с отцом, он, несмотря на свой высокий пост и безраздельную власть, дал волю чувствам: «И пал (Йосеф) на шею ему (Яакову), и долго плакал на шее его…» (46:29). Да и как же иначе — после стольких лет разлуки, после всего пережитого! Но странное дело: о реакции Яакова в Торе ничего не сказано.

Мудрецы поясняют, что в тот момент безмерно счастливый отец читал вполголоса молитву «Шма, Исраэль».

Почему именно «Шма»? Потому что настоящий праведник использует каждую возможность, каждый момент своей жизни, счастливый и горестный, для контакта с Б-гом. В этом он находит свое истинное призвание, подлинное счастье. Ощутив прилив безмерной радости и любви при виде сына, Яаков почти инстинктивно захотел поделиться этими чувствами с Б-гом, переплавить их в благодарность Всевышнему, утвердить свою неразрывную связь с Ним. Его губы сами собой зашевелились: «Слушай, Израиль! Господь — наш Б-г, Господь Един! И полюбишь ты Б-га, Господа своего, всем сердцем своим…»

Эту бессмертную декларацию мы произносим ежедневно — утро и вечером — уже более трех с половиной тысячелетий. Этими словами мы встречаем радости и горести, спасение и смерть. С ними на устах наши предки освящали Имя Всевышнего на кострах инквизиции и в газовых камерах Освенцима.

К сожалению, большинство современных евреев забыли эту волшебную формулу нашего национального бессмертия. Если вы скажете израильскому подростку: «Шма, Исраэль», он наверняка не поймет вас. «Во-первых, меня зовут не Исраэль, — скажет он возмущенно, — и во-вторых, я не желаю тебя слушать».


Нахум Пурер