РАББИ МОШЕ БЕН МАЙМОН ИБН-АБДАЛЛА АЛЬ-КОРДОВИ

Меир Левинов

ВСТРЕЧА С РАББИ МОШЕ

Рабби Моше бен Маймон не оставил автобиографии. Его современники не написали его биографии и не оставили заметок о том, каким он был в жизни. Зато после него остались его произведения. Три великих произведения: «Маор» («Светоч») — комментарий к Мишне, «Мишне Тора» («Повторение Учения») — великий алахический Кодекс Маймонида и «Море невухим» («Путеводитель растерянных») — великий философский труд. Кроме того, осталось несколько медицинских трактатов и множество писем, посвященных ответам на вопросы, касающиеся самых разных сторон жизни. На основании этого материала, а также обрывков записей и документов, переживших восемьсот лет, ученые пытаются реконструировать биографию Рамбама. Выясняется, что сложно составить даже хронологию его жизни, — остается огромное количество пробелов, сомнительных утверждений, предположений, покоящихся на одном слове, которое, может быть, вообще следует понимать совсем иначе.

В результате многовековых исследований можно уверенно сказать, что мы не уверены в следующем.

Мы не знаем точно, в каком году родился Рамбам.

Мы не знаем, как звали его мать.

Мы не можем уверенно назвать место, где он провел юность.

Мы не можем уверенно назвать его учителей.

Мы не знаем, когда и сколько раз он женился.

Мы не знаем, как звали его жену.

Мы не знаем, были ли у него дочери.

Мы не знаем, как Рамбам выглядел: достоверность его портретов весьма сомнительна.

Наверное, больше всего хочется понять, какой у него был характер, каким он был в повседневной жизни. Хочется хоть немного приблизиться к тому, кого современники называли «шедевром рода человеческого», а те, кто жил позже, считали едва ли не прямым преемником нашего учителя и наставника Моше, «который лицом к лицу говорил с Б-гом». Ведь не случайно вошло в поговорку и написано на предполагаемой могиле Рамбама в Тверии: «От Моше до Моше не было подобного Моше». Настоящий сборник писем и посланий Рамбама дает такую возможность: в частных письмах, посвященных самым разным вопросам, здесь и там проскальзывают биографические факты. В письме можно написать то, чего никогда не напишешь в книге, а потому у нас есть возможность познакомиться с личностью и темпераментом ученого, узнать, как он относился к различным жизненным обстоятельствам.

ЧТО ЗНАЧИЛ XII ВЕК ДЛЯ ЕВРЕЙСКОГО МИРА?

Чтобы говорить о XII веке, нужно вспомнить Х век, к концу которого в еврейском мире разразился глубочайший кризис. Вавилонский центр, который на протяжении более половины тысячелетия определял облик всего мирового еврейства и консолидировал евреев в единый мир, на глазах хирел, терял значение и влияние. Светила еврейского мира, гаоны, чье мнение было мнением самой Торы для всех общин Израиля, где бы они ни находились, к XII веку еще сохраняли пышные титулы, но сведущие люди уже понимали, что все это не более чем остатки прежней великой славы. Центробежные тенденции усиливались, и места, которые еще недавно были периферией еврейского мира, постепенно начали ощущать себя центрами — пусть не законодателями интеллектуальной моды, но вполне самодостаточными центрами еврейского мира. Общины Северной Африки, Испании, Германии и Прованса вдруг ощутили, что они чем-то, поначалу неуловимым, отличаются от других, и это неуловимое отличие постепенно становилось заметным и ясным. К концу XI века уже все четко знали, в чем состоят особенности каждой общины, чем она примечательна и почему не нуждается во внешней поддержке и наставлении издалека.

Еврейскую Европу — Германию и Прованс той эпохи — вполне можно рассматривать как единую общину. Солнце учености осветило европейское еврейство только к концу Х века трудами рабби Гершома[1], совсем неслучайно прозванного «светилом диаспоры». И до него в Европе были раввины и ученые, но они не определяли себя как особую школу и особую традицию. И вдруг все резко изменилось, появились свои школы, собственные методики. Весь XI век шло формирование новой европейской — принципиально отличной от восточной — еврейской традиции. Возникли независимые от Востока подходы к комментированию Торы и полностью самостоятельный метод изучения Талмуда, который можно описать как глубокий анализ частных фрагментов на основании знания целого. Именно в этих краях формируется новое понятие пшата, прямого смысла Писания, не имеющее ничего общего с тем, как его понимают другие общины. Метод ашкеназской экзегезы базируется на глубоком изучении каждого отдельного слова, но выводы всегда делаются с учетом, более того — на основании общей картины. Главная цель — понять, что нового данное слово добавляет к общему смыслу текста. Венцом этого метода стали комментарии Раши[2] к Торе и Талмуду, а также частные комментарии к Талмуду его учеников и родственников, объединенные впоследствии в комментарии Тосафот. В этот период еврейство Германии и Прованса замыкается в своих общинах, его влияние на внешний, нееврейский мир практически исчезает; влияние внешнего мира на духовную жизнь германских евреев также едва ли ощущается.

Еврейская община мусульманской Испании в это же время живет вполне счастливой жизнью и неплохо вписывается в окружающий мир. В отличие от своих германских братьев, испанские евреи мало и не очень глубоко учат Талмуд, но дети обязательно получают серьезное еврейское образование. Параллельно еврейская община Испании впитывает элементы культурных достижений мусульманского окружения. Начинают бурно развиваться еврейская поэзия и грамматика. Евреи общин мусульманского мира знакомятся с античной философией. При этом они не теряют своего еврейства, и им удается создать сплав иудаизма с высшими достижениями мировой культуры.

Если XI век проходил под знаком расхождения еврейских общин, то XII век отмечен их взаимным влиянием. В Испанию, в первую очередь в Андалусию, прибывает несколько мудрецов Талмуда из Северной Африки, и андалусская община начинает постепенно осваивать талмудическую ученость. Здесь разрабатывают собственный метод изучения Талмуда, в основном направленный на установление общих правил и решительно стремящийся к итоговым выводам по каждой теме Талмуда. Можно сказать, что, в отличие от германской общины, испанская в своем исследовании Талмуда стремится прежде всего к практическим выводам; их метод изучения намного более прагматичен.

Одновременно в первой половине XII века испанские мудрецы переселяются в общины Прованса и приносят с собой свет философии и мистики. Возникает школа переводчиков во главе с семьей Ибн-Тибонов, которая становится мостом между испанской еврейской ученостью и германскими общинами.

Вторая половина XII века характеризуется крутым переломом в жизни еврейских общин мусульманского мира. Магриб как центр еврейской жизни практически погиб, к счастью успев передать Испании факел талмудической учености. Еврейские общины мусульманской Испании пали под ударами Альмохадов, и еврейская мысль в Испании долгое время сохранялась только в христианских королевствах. Одновременно в Йемене начались гонения на евреев. Йеменская община никогда не славилась своими учеными — она скорее была общиной пастухов и земледельцев, педантично приверженных традиции. Евреев Йемена охватило отчаяние, и место простой веры начали постепенно замещать вещи примитивные — магия, суеверия и пустые надежды.

Весь XII век, кроме того, проходил под знаком Крестовых походов. От них пострадали прирейнские еврейские общины. Многие погибли, многие ушли в изгнание. Также практически исчезла община Земли Израиля. Собственно, XII век характеризовался глубочайшим кризисом всего еврейского мира, когда великий подъем предшествующей эпохи грозил обернуться полным крахом. Эпоха требовала чего-то нового, такого, что поможет еврейскому кораблю продолжить его многовековое плавание. Именно в это время родился человек, который смог подвести своего рода итог всем достижениям еврейской культуры Андалусии, зафиксировать ее и стать мостиком между эпохами раннего и среднего еврейского Средневековья[3].

СЕМЬЯ

Рабби Моше бен Маймон Ибн-Абдалла родился в Кордове, столице исламского Андалусского (или Кордовского) халифата, в канун праздника Песах, 14 числа месяца нисана, в один час двадцать минут пополудни. Год его рождения до сих пор остается предметом споров. Чаще всего называют 1135 год, но из сравнений дат и возрастов, упомянутых в письмах Рамбама, более вероятен 1138 год. Свою родословную Рамбам излагает в заключительных словах книги «Маор», больше известной как комментарий Рамбама к Мишне:

Я, Моше, сын рабби Маймона-судьи[4], сына рабби Йосефа-мудреца[5], сына рабби Ицхака-судьи, сына рабби Йосефа-судьи, сына рабби Овадьяу-судьи, сына Шломо-наставника, сына рабби Овадьяу-судьи, благословенна память праведников, начал писать этот комментарий в двадцать три года и завершил его в Египте, будучи тридцати лет, и это 1479 год по счислению документов[6].

На основании этой записи устанавливается год рождения Рамбама. Счет лет «по счислению документов» начинается с 312 года до н. э.[7], и получается, что в 1168 году Рамбаму было тридцать лет, а родился он в 1138 году[8].

Родовое имя Рамбама — Ибн-Абдалла — арабизированная форма имени самого старшего в приведенной рабби Моше родословной рабби Овадьяу-судьи, которой еврейские переводчики арабских текстов Рамбама придают еврейскую форму: «Рабби Моше бен Маймон, сын Г-сподень».

И последнее по поводу родословной: хотя сам Рамбам об этом не упоминает, зато другие часто и упорно пишут, что род судьи Маймона восходит к царю Давиду. Об этом начинают говорить почти сразу после смерти «великого орла». Уже рабби Аарон бен Мешулам из Люнеля, умерший через пять лет после смерти нашего учителя и наставника, писал:

Я свидетельствую, и вместе со мной небо и земля, что я сам слышал написанное в его родословной:

Все они [предки] мудрецы и знают службу Б-жию,

Наставник, сын наставника, и судья, сын судьи,

До начала всех поколений

Прославлены до Святого наставника,

Все люди мудрые и богобоязненные,

Люди знаменитые и прославленные,

Люди Торы и величия,

Так что Тора вернулась в жилище свое.

«Святой наставник» — очевидно, рабби Йеуда а-Наси, составитель Мишны, чья родословная, как всем известно, восходит к царю Давиду. И уже вслед за тем рабби Шломо бен Шимон Дуран[9] пишет, что Рамбам происходит из рода царя Давида[10].

На самом деле, согласно древнему преданию, все евреи Кордовы — потомки царя Давида. Как известно, «царь Испасиан, по имени которого названа страна Испания, присоединился к царю вавилонскому Невухаднецару, когда тот пошел походом на Иерусалим. И когда пришло время делить добычу, в долю Испасиана попал еврейский квартал, где проживали потомки царя Давида. Вот их-то он и привез на кораблях в Испанию»[11], — и их потомки проживали именно в Кордове. Очевидно, ученики и ученики учеников Рамбама хотели связать родственной связью составителя Мишны — рабби Йеуду а-Наси — с тем, кто повторил его подвиг, с рабби Моше бен Маймоном. Появление же родства с царем Давидом — лишь следствие этого желания.

Рабби Маймон, отец Рамбама, судья города Кордовы, был в свое время личностью достаточно известной и авторитетной. Достаточно заметить, что запросы по алахическим вопросам посылались ему даже из далекого от Кордовы Египта. Он написал комментарии к Талмуду и свитку Эстер. Известно, что у самого рабби Моше хранился сборник ответов и комментариев отца, на который он иногда ссылался в своих работах (к сожалению, эти материалы не сохранились). Из тех немногих ответов, которые до нас дошли, видно, что рабби Маймон был весьма образованным человеком, сведущим не только в талмудической учености, но и в современных ему трудах по астрономии и геометрии.

У нашего наставника рабби Моше был младший брат Давид, и их связывала тесная дружба. Если верить преданию, согласно которому мать Рамбама умерла родами, нам придется предположить, что рабби Маймон был женат как минимум дважды. Впрочем, о жене или женах рабби Маймона мы не знаем ничего, даже ее (или их) имя. У рабби Моше точно были две сестры, одна из них всю жизнь проживала недалеко от брата. О второй сестре, которую звали Мирьям, мы знаем только из чудом дошедшего до нас ее послания, в котором она слезно умоляет брата повлиять на ее сына и, если он появится около рабби Моше, заставить его написать матери или чтобы брат хотя бы написал ей о нем[12]. Вероятно, была еще одна сестра, но утверждать это с уверенностью трудно, потому что евреи той эпохи почти никогда не упоминали о том, что происходило на женской половине дома.

Продолжение следует